Экзорцист
В одной компании я был известным гостем.
Меня там знали и поэтому не звали.
А тут вдруг “день рождения” у Кости!
Так раньше люди бездник называли…
Я, опоздав на час, поспел к началу.
Разделся, поскучал немой печалью.
Хозяева с напитками, с закусками сновали.
И каждый: все в порядке? Все нормально?
Я вымыт, выбрит, стриженные ногти.
Я – трезвый, как последователь Кришны!
У Константина странно голос глохнет:
“После вчерашнего?” – и сел ко мне поближе.
Я не пойму, о чем он, так и обмер:
Смотрю, он между ног просунул руку, падла!
Достал пузырь, закуску, пиво, воблу.
И выжидает. Смотрит, как я, рад ли?
Отнекиваюсь, мол, а как же гости…
А он мне: “За здоровье!”, тащит палтус.
А я ему: “Не пью я нынче, Костя!”
А он мне: “Друга не уважишь, жук, зажрался?”
Но я-то не зажрался, а допился!
Ну, в смысле, пить нормально не умею:
То козликом скачу, лихой, со свистом,
А то и вовсе тупо не пьянею!
В обычае и белая горячка,
И буйство, и припадки пацифизма.
А если Я ДВОЮСЬ, то это значит,
Что пьян не я, что тоже тяжкий признак!
Но, самое загадочное диво,
Что видится все в цвете и в натуре!
Моим глюкопотамам шелудивым
Названья нету в медлитературе.
Я вижу голубые помидоры
И баклажаны с человечьей кожей,
Зверей и птиц, машины, светофоры,
Чертей зеленых, ясно, вижу тоже!
А Константин по первой наливает
И обжигает горло мелкий повод.
Но что это? Немедленно вторая?
Ну что ж зачистим мой замкнувший провод!
Обычно перед первой вижу лица.
После второй – в стакане перископы.
К прибытию сотрудников милиции
Сменялись черти, демоны и жопы!
Поэтому я завязал с гостями,
Что б самому не пить и им не ставить.
Что б, не дай Бог, с плохими новостями,
Встречать рассвет в какой-нибудь канаве!
Сегодня же, утратив осторожность,
Поддался я отвязному угару.
Открыл фонтан, что весело и можно,
Но чувствую: дойдем до Ниагары.
Бочком, по стеночке – не дай Бог опрокину
Чего-нибудь – я выбрался к сортиру.
Что б долго не пьянеть, я тихо-мирно
Выблевываю смак лихого пира.
А гости как назло – уже у двери,
Мешаются в прихожей и смеются.
Мамаша Кости смотрит лютым зверем,
Что б не раскокал кто какое блюдце.
А на дворе – раскидистое лето!
А пива все напились до упора!
А на дверях российских туалетов,
Как водится, непрочные запоры.
Замечено – классические гости
И пьют, и жрут, но дома ссать не хочут,
Поэтому в хрущевке друга Кости
Перед сортиром очередь клокочет.
И вот один, другой нетерпеливый,
Рвет ручку, прижимая член к колену,
Врывается в санузел еретиво…
Там я блюю. Блюю обыкновенно.
Вошедший-то расчитывал: свободно,
А мне ведь крикнуть “занято!” – проблема,
Салат идет легко, а палтус – плотно,
В блевании успех попеременный!
А гость, ворвавшись из толпы за дверью,
Он облегченно, с чувством выдыхает,
И тут же его рожа каменеет,
Когда меня в сортире замечает!
Но организм – паскудная машина –
Контроль ослабил – упустил победу!
И гость сортирный мой, баран невинный,
Лицом краснеет как жена соседа!
Его животный мочегонный танец,
Прервавшись возвратился троекратно,
Но как не пыжился, ни морщился засланец,
Он обоссался. Тут же и привратно.
Пока мой палтус выходил на волю,
Обоссалось двенадцать мудозвонов,
Три дуры обоссались прямо в холле,
Когда увидели зассатых аполлонов.
И в ванной матерятся и дерутся,
Что б застирать позорные разводы…
Я, поблевав, в гостиную вернулся
Продолжить шебутные хороводы.
В соседней комнате утюг не поделили,
Прожгли штанину, обожгли мамашу.
А как я вышел, эти гости-свиньи
Подорвались бороться за парашу!
Любители сварганить по-большому
Дрались с пятью зассанцами за лифты,
Из боя выходили по-любому,
Поскольку и обгадились и биты.
Ведь это поколение буржуев
Тщедушно по сравненью с работягой,
Который в узел все кишки страмбует,
Но донесет в сортир свою бодягу!
А по дороге завоюет космос,
Напьется, пересадит чье-то сердце,
Поддаст еще, плевком пригладит космы,
Угробит террориста-иноверца,
Изобретет реактор, сбросит бомбу,
А между делом как-то расплодится,
Уволится, оттащит в скупку пломбы,
Чтобы под вечер как всегда напиться.
А как напьется – смотрит телевизор,
Покуривая смачно “Беломором”.
И думает: соседи-кровопийцы
Устроили Содом, блядь, и Гоморру!
Придумали ебаный, сука, бёздник,
Подрались, на хуй, обосрали лифты.
Словами обучать подонков поздно,
Хотя они и предлагали литр
За пользование, сука, туалетом,
Насупился усталый пролетарий
И вышел из квартиры с табуретом,
Отхуевертить этот серпентарий.
Но – поскользнулся и в засратый кафель
Впечатал свой нечеловечный череп.
И правда, не лови, мудила, вафель,
Когда дерутся у твоей, блин, двери.
Почуяв незасратую квартиру
(Понятно, не дворец, но и не кича!)
Подонки устремляются к сортиру
Кто не успел, садятся, где приспичит!
Так обосрали все квартиры кряду,
Кто им открыл по дури и по злобе.
И правильно – поменьше надо яду
Выплевывать в порядочных добродий!
Ведь, в самом деле, если джентельмена
Залить пивком, и водкою с пургеном,
Джентльмен ведь не почувствует измену
И обосрется тут же непременно.
И вот, когда я, вместе с Константином
Закусываю водку ананасом,
Я возмущаюсь трезво и картинно:
Ах, подлецы, какие пидорасы!
Милиция побрезговала даже
Сажать засратых в новую машину!
И каждый нарушитель так загажен,
Что и наручники одеть ему противно!
Заставили вонючек раздеваться,
Да и погнали в отделенье голых.
А я сказал: ну надо так нажраться!
Ну, Константин, давай, что-ли, по полной!
На самом деле – хитрая наука
Предохраняться от наездов швали!
Что б гости, все раскрашенны, как куклы,
В меня нажратого по-ханжески плевали!
Подумаешь, напьюсь и натанцуюсь,
Ну, разобью рюмец или тарелку!
Все гости, злобно по углам тусуясь,
Уж шепчутся: смотрите, это “белка”!
Уж как-то раз они меня связали,
Я-буйный – порешили хором спьяну!
Водой облили, крест под нос совали,
Твердя, что сатанист я окаянный,
Что бес во мне, а сами-то – в сосиску!
Тут вспомнили, что грешников сжигали…
Теперь понятно – с экстремальным риском
Сопряжено питье любых компаний!
И, как-то поразмыслив на досуге,
Я понял, что виной не бес, а бесы,
Которые в друзьях и их подругах
Бузят из хулиганских интересов.
Им подавай развязное веселье,
Потом – срамные матерные песни…
А барышни – те глазками пристрелят,
Но не дадут из вредности, хоть тресни!
Попросят спеть, так пой – хоть оборешься,
А бесов тешит стих срамной да ладный!
Крестов святых на всех не напасешься,
Сжигать же незаконно и накладно:
Живых пристроить в крематорий трудно,
А мертвыми – совсем не интересно,
Тем более, что из любого трупа
Бегут, ища живых, любые бесы!
Поэтому могильщики звереют,
А некрофилы – просто неприятны!
То бесы стонут в этих лиходеях,
Вставляющие круче опиятов!
И понял я: единственное средство –
Пургену нафигачить козлодоям!
Чтобы салаты, крабы и бифштексы
Не дождались нечистых сих изгоев.
Ведь жить в дерьме и бесам неприятно,
А я не успокоюсь полумерой
Я в пиво мочегонного хуякну
И муки будут хлеще адской серы!
Припрутся гости трескать на халяву,
А им пивка – холодного, без счета.
И сигаретку – “Золотую Яву” –
Кайфуйте, дескать вволю, идиоты!
Тут подоспеют легкие закуски,
По типу – к пиву: семга, чипсы, сало.
Пурген засыпал щедро я, по-русски,
Что б клапана быстрее открывало.
Ведь главное в порядочном семействе –
Скормить гостям поменьше и похуже.
Тройная выгода в моем лихом злодействе:
Во-первых: бесов гоним прямо тут же.
А во-вторых – халяву обрубаем,
Что обосрется точно до застолья.
А в третьих – над гостями угораем!
Ведь каждого не встретить хлебом с солью!
С порога приняв пива с мочегонным,
И чипсов с восхитительным пургеном,
Халявщики почувствуют резонно,
Что им пора откланяться степенно,
Что дома – дети, жены и собаки,
А кто-то вдруг собрался на работу…
Традиционно у сортира драка,
Но это – не хозяйская забота!
Таким макаром, не прошло и часа,
Квартирка Константина опустела.
Наш именинник от такого пляса
На вещи смотрит как-то офигело,
Он не поймет, когда бы я, открывшись,
Все рассказал про выходки с пургеном.
Пусть лучше Костя правды не услышит,
А то от офигенья вскроет вены.
Костян спросил: “Чего они, в натуре?”
А я ответил: “Пидорасы, свиньи,
Понятий не имеют о культуре,
Нагадили, что б в задницы им клинья!
Дружки твои – козлы и говнодавы.
Подарки подарили?” – “Не успели…”
“Вот-вот, как дорвалися до халявы,
так им дружбан – как глупенький Емеля!
Пришли, пожрали, гады и – свалили,
А напоследок на полу насрали!”
Пока квартиру от дерьма отмыли –
Костяна раз пятнадцать поздравляли.
Позвонят в дверь и спрячутся, как дети,
А выйдет – то “сюрпрайз!!!” ему и жахнут!
Так он с порога сразу бил по репе,
Подарок брал и посылал всех на хуй!
А как затихло – Костик разом в слезы:
Гостей-то не осталось для угару!
Я, навернув под водочку “мимозы”,
Знакомым позвонил, подонкам старым.
Они собрали кодлу отморозков
И баб таких, что б ноги-рожа-кожа…
К подьезду подогнали труповозку,
Ведь отмечаем День рожденья все же!
И закатили чудо-вечерину:
Все нажрались, подрались, помирились,
Невинные утратили невинность,
А после спать вповалку завалились.
И вот, пока все дрыхнут, я на кухне,
Готовлю всем гостям отличный завтрак:
То мочегонного опять в напитки ухну,
То в хавку вновь пургена прибабахну!
Ведь главная проблема – не веселье,
А утренние компасные лохи,
Что по квартире шарятся с похмелья
И выгнать их – задача не из легких!
А так – засобираются моментом
И через час – свобода и блаженство.
…
На лестнице – тинейджеры с “Моментом”
Вкушают кайф и гонят пораженство!
Как много вас, тошнотиков дебильных,
Для вас не Пушкин, клей – источник счастья!
Заменит мозг вам телефон мобильный,
А совесть не имеет больше власти!
Не учитесь добру, а непрестанно
Насилуете долбанный компьютер!
И ждете: вот посыплет с неба манна
В гандонах, с ароматом мыла “Бьюти”!
Вы учитесь наебывать в торговле,
Сдирать семь шкур карьерой адвоката,
А ну-ка, суки, хули вы не в школе?
Что делаете здесь, дегенераты?
Картина маслом – двое недомерков,
Которые уехали немножко…
И я зажав под мышкой пионеров,
Пихаю в них пурген немытой ложкой.
Как голодны все божии созданья
До всякой непотребной дармовщинки
Немного надо, чтоб привлечь вниманье –
Скажи им: нате, жрите, дурачинки!
И этим чувством заправляют бесы,
И тешатся, почуявши свободу:
Вполсилы – если ты горланишь песню,
А если обосрался – во всю одурь!
Поэтому я, прихватив пургену,
Люблю ходить к друзьям на дни рожденья!
Тогда ты не обгадишься бесцельно
И, может быть, нарвешься на спасенье.
А бесам остаются те придурки,
Что в обществе подчас потоком дрищут –
Своею недоделанной культуркой,
Непереваренной духовной пищей.
Дмитрий Гурыч, 31. 08. 2005.