Сорокалетняя Блядь

Начало ласкового мая,
Торгует грушами грузин,
С бидоном женщина хромая
Стеная, прется в магазин,

Перекрывая гомон птичий.
В ней бесятся и Бэ и Пэ.
По старой памяти девичьей
Вихляя задницей в толпе,

Она скрывает все тревоги
За блеск обычных карих глаз.
Вперед выбрасывая ноги,
Вздыхает в миллионный раз…

Года? Краса? Одна личина –
Стервозной дуры – липнет к Вам:
“Где колбаса? Где все мужчины,
Что было падали к ногам?”

Что было в столь желанном прошлом,
Что вам бессовестно мило?
Краснеете? Неужто пошло
Трястись за каждое кило?

Ходить на шейп? Учиться танцам?
И все, пардон, мадам, затем,
Чтоб подороже поебаться
И выбирать, когда и с кем.

Цветы. Щампанское. Машины.
Полночная Москва у ног…
Какие, к черту, крепдешины –
Шелка. И в них всяк наг, как смог.

Ночная жизнь. Да, Вас любили
Кормить, поить, одеть. Раздеть.
Бывало, правда, что и били
За то, что не могли хотеть.

Вы покорялись. – Он серьезен.
Силен. Богат. Умен. Один.
А растворялись тихо. В прозе.
В другой машине и с другим.

Мила. Легка. Вы были вхожи
В ворота всех престижных дыр…
Вас все любили. Что же, что же
Убило столь прекрасный мир?

Другие, подленькие сучки,
Что помоложе, посвежей,
Все взяли в тоненькие ручки,
А Вас же выгнали взашей.

Вы не заметили. Как время
Покрыло дегтем Вашу стать,
Валяло в перьях – в кучке денег –
И вынесло диагноз: блядь.

Но почему же так коварно?
Ведь вы хотели. Как и все
Семьи, детей. Неужто карма
«Сдала» на черной полосе?

Кому же люб промокший порох?
Седины, грудь, года – висят…
Приехали, малышка, – сорок,
А без «шпаклевки» – пятьдесят.

За то, чтоб жизнь вернуть обратно,
Теперь готова все отдать…
Пардон, что есть – то неприятно
Хранить. Не то чтобы подмять.

Молчи. Не надо торговаться.
Когда слетели лоск и спесь,
Теперь попробуй-ка отдаться!
Кидай понты! Сейчас и здесь!

Неси, как флаг – морщины, возраст,
Руины тела, жадность рук.
Судьба чудовищную подлость
Подкинула. Внезапно. Вдруг.

Как будто ты не отдавала
Себя за праздник и престиж!
И – незнаком хрусталь бокала…
И – недоступен стал Париж…

Москва. Будь счастлива: столица!
Ведь мог бы быть и Усть-Пиздюйск!
Здесь еще можно сговориться
За рупь со слесарем. И пусть.

Теперь ты с «быдлом» старость гробишь:
Хрущоба, мерзкое бухло…
Рожай уебищ, если сможешь,
И пялься в пыльное стекло…

* * *

P. S.
К блядям особенно плохого
Я не имею ничего.
Но – имя, КРЕДО в этом слове
И ненавижу я – ЕГО.

Добавить нечего. Все верно.
Не обеляю. Не щажу.
Поскольку сам я ежедневно
Знакомства с блядями вожу.

Дмитрий Гурыч, 1996, 2001