1. Сатанции закрытых поездов.

С некоторых пор ему стало трудно спать. Наверное, потому, что сон, увиденный однажды, повторился. А потом еще. А потом – еще и еще. Менялись лица, события, но все это происходило – там. Его все время уносило – туда. Редко, может быть раз или два в год, но порой были всплески, по пять-шесть раз подряд, каждый день – непреодолимое дежа вю. И трудно, нечеловечески трудно описать, что сильнее действует: страх перед тем, что для него самого действительно реально существует или материалистическое неверие — «пока не коснусь, не поверю» — в реальность того, что происходит во сне. А может трудно заснуть, потому что чувствуешь, что должен прийти ТОТ сон, что уже ПОРА, а его все нет и нет. Он бессмысленнен и кошмарен, в нем ты – робкий ватный неумеха, пробегающий по чужому миру краешком и убегающий к себе при первой же возможности. Но часть тебя говорит: это не галлюцинация, это – есть. И – тянет назад. А ТОГО сна все нет и нет. Месяц, два, считаешь каждый день. Начинает уже казаться, что в тот момент ты просто сильно устал и теперь уже не помнишь, был сон или нет. А вдруг его больше и не будет? А, может быть, и… слава Богу?

Сон первый.

Егор едет в метро, он стоит у двери, опершись на поручень сиденья. Мелькают в свете освещения вагона те элементы тоннеля, которые простому пассажиру никогда и не потрогать, если, само собой, какой-нибудь террорист не взорвет, например, подстанцию и поезд не остановится. Тогда придется в темноте идти по путям до станции, ощупывая по пути стены и стальные скобы с кабелями… на этих кабелях, наверное, невероятный слой бурой пыли. И придет ведь такое в голову!

В вагоне почти чисто, света вполне достаточно, народу — две бабуси, которые о чем-то говорят в дальнем конце вагона. На одной бежевое пальто, другая в полосатой красно-белой кофте. Егор прошел несколько шагов и устало плюхнулся на сиденье. Старушки неодобрительно покосились и продолжили беседу. На мгновение Егору показалось, что он слышит слова «старая потаскуха» и «талоны на проезд». Чушь какая! Какие еще талоны на проезд?

Когда его что-то встряхнуло, он в вагоне был уже один, будто выключился на пару минут. Сквозь уходящую дремоту Егор видел, что поезд стоит на какой-то большой станции, напоминающую «Тимирязевскую», только облицованную идеально белым мрамором под серым полукруглым потолком. «Челикановска» — вот, что гласили блестящие буквы на стене, возникло ощущение, что они и буквами не были, просто разум не мог принять их форму и заменил ее привычными образами, иероглифы превратив в знакомые символы. Эта мысль обожгла пронизывающим холодом: где он и как сюда попал? И куда его может занести дальше? В московском метро нет ни «Челикановски», не «Пеликановской», это становилось похоже на какой-то… сон? Нет, подождем тут выходить. Между тем поезд захлопнул двери и поехал. Егор обратил внимание, что тоннель стал гладким – больше никаких кабелей.

«Гитэ» — так значилась следующая станция. «Уахномаас» — было дальше. «Каменапанамана кой», «Гицаня мара», «Улаепская чушь», «Батонгача гагака». Самое удивительное то, с какой легкостью эти словосочетания оседали в голове, их не пришлось бы повторять во второй раз. Егор подумал, что если ему найти схему… Наверняка он заранее знал на какой ветке и в каком порядке расположены эти странные станции. Но прежде, чем он подумал, что ему ДЕЙСТВИТЕЛЬНО нужно найти эту схему… Интересно, а если выйти и поехать назад, стоп… как это в голову не пришло?

На станции «Аалхуманиттты» Егор пересел в другой поезд, идущий в обратную сторону, но, черт подери, не производящий впечатление обратного, по крайней мере, так шептал ему в уши страх, с которым пока еще удавалось бороться скрытно от возможных окружающих. Подошел привычный поезд метро — пока он его дождался, обратил внимание: народу мимо прошло всего два человека, не обративших на него, как показалось, никакого внимания. Он нисколько не отличался от окружающих в этом странном и чужом месте. Следующей станцией должна быть «Батонгача…», тьфу ты, какая чушь! Тем не менее, поезд привез его на «Талу Цар Може», где в вагон зашел пожилой мужчина с желтым чемоданчиком и сел напротив, спрятавшись за газетой. На передовице значилось: «Везет!». Ну, хотя бы что-то знакомое.

Егор осторожно поднялся и откашлялся, привлекая внимание.

— Простите, уважаемый! Возможно, Вы подскажете, где я?

Пассажир удивленно поднял брови:

— Вы, конечно же, в метро, молодой человек. Вы не здешний будеде, уважаемыйг?

Он так и произнес — «будеде» и «уважаемыйг». Потом потер переносицу, будто на ней были очки и задал еще вопрос.

— Вы потерялись?

Егор помялся с ноги на ногу. Потом неуверенно ответил:

— Наверное… странное все здесь. Никогда не слышал о станции «Аалхуманиттты».

Пассажир поднял глаза:

— Ничего удивительного. Вы ведь не по своей линии едете, вот Вас и удивляет все незнакомое. Я, например, живу на «Солнечной площади», а работаю на «Гнеппе». Это на одной линии, можете убедиться. Схема у Вас за спиной. А вот мой брат работает на «Лазовой» и ему приходится делать пересадку. Иногда два-три дня домой не приходит, поезда нет в наш сектор.

За спиной Егора действительно висела схема. В тот момент, когда он почти смог читать буквы, глаза как будто заволокла пелена – не болезненная, скорее вызывающая слабость и безволие – и пассажир схватил его за рукав:

— Нам выходить. Быстрее, уважаемыйг, а то поезд идет в мойку, а там знаете, какой горячий кипяток?

Вытащив Егора на платформу — на этот раз «Телескоп Борки» — обладатель желтого чемоданчика зашептал что-то вроде «нас не слышали», затем сунул Егору в руку несколько бумажек и убежал в сторону эскалатора. Через минуту из того прохода раздался грохот и громкий металлический голос: «ТУРНИКЕТЫ!!!». Затем — громкое чваканье. Повеяло запахом сырого мяса.

Пелена перед глазами понемногу рассеялась. Между тем за спиной Егора загудел сигнал, обернувшись, он увидел пустые пути и мигающую табличку над тоннелем – «Поезд закрыт!» Платформа в обратную (снова – в обратную!) сторону оказалась тут же, на перроне – за прозрачной пластиковой стеной, с желтого цвета надписью «ТУРНИКЕТЫ!!!» В его руке торопыга-пассажир оставил несколько желтоватых же бумажек, на каждом была надпись «Талон на проезд!!!». Только вот радоваться или нет такой халяве? Выбора не оставалось. Егор несмело приблизился к служащему в форме, сидящему на стульчике возле турникетов.

— Простите, уважаемыйг! – Слово он перенял у торопыги. – Надолго ли закрыт поезд?

— Не понял вас, уважаемыйг! Конечно же навсегода закрыт!

— То есть, почему?

— А вот почему он должен быть не закрыт, если в ту сторону больше некому кому и незачем никудаг ехать? Объясните? Вот и я не могу, уважаемыйг! Вам на какой поезд?

— В смысле?

— А, так Вы нездешнийг? Вам на бесплатныйг или по талонам?

— А в чем разница?

— Понимаете, молодойг человек, бесплатныйг поезд может идти не в Ваш сектор. В Ваш сектор идет только один бесплатныйг поезд и есть только одна сатанция пересадки, если Вы ее проморгаете, то придется ждать поезда обратно, а он вернется через трое суток. А Вы за это время можете не выдержать и поехать куда-нибудь еще. И сколько Вам так кататься? Вы можете в итоге вообще Вашу сатанцию не найти! Ну, так какг?

— А платныйг? – Егор думал, что местный акцент вызовет у аборигена симпатию. Так и вышло, тот заулыбался, в голосе убавилось металла, неуловимые плавающие ударения в словах сменились привычными слуху Егора.

— Вы платите один талон и поезд идет на станцию «Вокзал Лучших Вложений». Там в списках Вы наверняка найдете Вашу сатанцию — из Вашего сектора. И точно доедете. На «Вокзал Лучших Вложений» нельзя попасть без талона. А пьяных вообще меньше чем за три талона не пускают.

«Так вот оно что! Он, торопыга, меня за пьяного принял» — подумал Егор. Подойдя к туникетам, он посмотрел на других пассажиров: перед них стояла маленькая девочка, она сунула талон в щель турникета, его створки раскрылись, сверху гавкнуло: «Турникеты!!!» и девочка прошла на другой перрон. Егор последовал ее примеру, талон съежился и колесико приемного механизма со звуками рвущейся бумаги затащило талон внутрь. Потом гавкнуло снова и он тоже прошел.

Поезд прибыл через пару минут — по крайней мере, так показалось, часов нигде не было видно. На переднем стекле машиниста значилась надпись «До конца!!!». В вагоне пахло имбирем, в проходе танцевал клоун, подолгу строящий гримасы, не отрывая взгляда от пассажира, будто работая «приватно». Очередь танца дошла до него самого и Егор уже стал опасаться, что и здесь ему обеспечен какой-то сюрприз вроде «талонов на танец клоуна». Но, будто прочтя его мысли, клоун приблизился резким движением и прямо в лицо прокричал:

— Что Вы! Это бесплатно! Вы же заплатили талон!

На стене висела схема линии. Совершенно неожиданно выянилось: ее можно уж разглядеть, видимо это качество тоже входило в комплекс услуг за уплаченный талон. Следующей значилась «Сухолапая впадина». За ней «Гребеш», потом «Безымянная № 036», «Безымянная № 033» и еще с десяток «Безымянных». И только в самом конце линии значилось: «Вокзал Лучших Вложений». Егор устало опустился на лавку. Лавку? Да, под ним была деревянная лакированная лавка. Его тут же начало клонить в сон и, казалось, поезд стал набирать скорость. Сквозь сон он слышал названия «станаций»: «Безымянная № 222», «Обачасы», «Луково»… вдруг как подбросило — сон слетел в одно мгновение — поезд снова стоял с открытыми дверями. Маленький перрон, только один путь, снова уже надоевший белый мрамор и тоннель, уводящий неизвестно куда. Егор понял, что пока он не выйдет, поезд так и останется стоять и ждать, возможно, целую вечность. На перроне было холодно, дул ветер. Поезд за его спиной хлопнул дверями и нырнул в тоннель. Никаких табличек, никаких надписей, ни души. Но сразу стало ясно, что поезд закрыт и что ему теперь ждать трое суток, в месте, где нет часов… А, возможно, и времени. И вот тогда пришел настоящий страх. Дикий ужас!

Впрочем, сквозняк и ватные ноги как-то сами привели к узкому и длинному коридору с высокими потолками и сплошными люминесцентными трубками в углах. После быстрого исследования скромной и очень маленькой станции с перроном на три-четыре вагона, обнаружилось: больше все равно идти некуда. Стало легче, гулкое эхо шагов успокоило, коридор метров через триста, наверное, вывел его в огромный зал — все того же белоснежного мрамора. Десятки лестниц подымались, образуя баллюстрады, балконы, галереи. Ярус за ярусом, вниз и до самого верха. Повсюду, на этажах, были списки станций и проходы сквозь турникеты. В одних списках были знакомые, с виду, надписи: «Балаховская», «Тога Мога», «Зацепы», в других — галиматья вроде «Торрасмениччка» или «Гмамамамар», а третьи просто были непереводимы, таких символов Егор не видел никогда. Даже непонятно было, как это можно прочесть. Людей было мало, вернее сказать – их не было вовсе.

Обогнув пару киосков (в витрине значилось «Книги!!!» и «Справочники!!!»), он поднялся по лестнице на следующий этаж галереи (почему-то он побоялся смотреть вниз, ожидая увидеть внизу все новые и новые галереи и под ними Преисподнюю…) И – сразу уткнулся в табличку «По талонам?» рядом со списком станций. Среди прочих значилось: «Белозеры», «Чумная плешь», «Загадково» и в самом конце — «Голодный Бор» — с переходом на «Алтуфьево». Ему было очень страшно выходить на станции с названием «Голодный бор»… ну а что еще делать?

Талон в щель — «Турникеты!!!», затем… Время как будто срывается с места и несется вперед, набирая темп, так, что осматриваться и анализировать ощущения просто нет сил, это не укладывается в реальности. Быстрей и быстрей: без паузы шумно и мягко подлетел поезд — желтого цвета первый вагон, остальные обычные, синие. Вагон будто втянул в себя… никак иначе не передать это. В памяти никак не отложилось, как пролетели мимо все станции из списка, это было похоже на перематываемую в мозгу пленку, которая тут же рассыпается в пыль от старости. Стоп… Время остановилось так резко, что он схватился за поручень. Смотрели на него другие пассажиры или нет, был ли кто-то еще в вагоне – вспоминать было некогда, Егор зажмурил глаза, уткнувшись лбом в стекло двери, а когда поезд остановился – так и вышел на платформу, открыв глаза снова только тогда, когда за спиной раздался грохот дверей и поезд, умчавшийся в тоннель, стал закрыт. Станция «Голодный Бор», переход. Снова поезд, уже не помнишь сейчас, какой – синий, желтый или ватный. Сиденье, зажмуриваешься, сжимаешь кулаки. И только когда голос в динамиках объявил: «Следующая станция — «Бибирево», Егор открыл глаза. И заплакал. Слезы глубочайшего облегчения оставляли огненные следы на его коже, а рука судорожно сжимала желтоватую бумажку с надписью «Талон на проезд!!!»

…

© Дмитрий Гурыч, 2009