Искатель.

Подарок был хорош. Ладные сапоги до колена, шедевр, произведение мастерской Буля, такие мог позволить себе не каждый. Матери Скромника потребовалось копить не один месяц, но хуже всего было молчать о подарке, с ее-то языком. Это со всеми она была с молодости оторвой, хохотушкой, не скупящейся на колкости, но теперь стояла тихонько, сжимая корзину из лозы, спрятавшись в угольном погребе. Она слышала, как радостно вскрикнул Вит, как легкие, легкие, легчайшие шаги сбежали по лестнице над головой, так ретиво, что на ее волосы посыпалась кора и пыль. Нет, не утерпит, не будет ее искать, умчится рассказывать своим сумасшедшим друзьям, хвалиться обновкой. Теперь по всем статьям ему можно будет идти… Его бы и так взяли, но теперь шансы выжить будут куда выше.

Экзамены на охотника Вит Скромник сдавал аж четырежды, своеобразный рекорд для своих восемнадцати, когда чаще при неудаче молодой человек просто пробует новое занятие. Нужды в новом занятии не было, Вит уже два года ходил в старателях, хотя некоторые пожилые охотники презрительно именовали таких помоешниками. И, признаться, это дело ему нравилось. Притаскивать с очередной свалки какую-нибудь древнюю рухлядь, от которой даже у старичья отваливались пачки – это был его стиль. Из добытого только за последние две недели: три новые безопасные бритвы, полкилометра медной проволоки, рюкзаков пять различной компьютерной и приборной мелочи. Это был его крест, ради которого он надрывался в каждом рейде: компьютер. Втайне он мечтал собрать эту штуку, хотя никто не представлял достоверно, что это и как это осуществить – последний старик, видевший это чудо, отдал концы лет тридцать назад. Поэтому Вит тащил все, что казалось сравнительно новым и рабочим. Там же был рулон синтетического теплоизолятора, а еще более чем пуд цветного металла, удалось даже найти немного титана. Были и два рабочих древних автомата – явно с неудачливых посетителей свалки из черт знает какого далекого прошлого. Один Вит взял себе… никому не говоря, само собой. И, конечно же – были покрышки. В основном покрышки. Именно за ними таких как Вит и посылали рисковать жизнью. Мутантов на свалках почти не было, но божьи молнии там настигали помоешников особенно часто. Причина проста – небольшой прокол слишком изношенной галоши и все. Удар с неба, огненные блики в глазах и дымящаяся ямка. В последнее время боги гневались особенно часто.

Сам Вит носил тяжеленные галоши всю свою жизнь. Буль и его ребята штамповали их десятками… точнее, отливали. Именно для таких изделий и таскали покрышки со свалок. Всего процесса переработки никто кроме Буля не знал, но его вонючие чаны и какие-то вечно закопченные баки, нагреваемые угольными печами, работали практически непрерывно. Если были покрышки, конечно. Резины требовалось много – каждая новая семья, перед тем, как заложить небольшой домик из грубо строганого бруса, тщательно изолировала площадку и весь скромный фундамент. Не то, чтобы все постоянно женились и рожали, но все, кто выходил за ворота, должны были обувать галоши. Даже немногочисленные собаки были обуты в опорки. Никто ни разу не видел, чтобы боги карали собак, но логика подсказывала: нельзя трогать, гладить животное, которое просто стоит на земле.

Люди звали землю Матерью. А Вит все время гадал: какая же это Матерь, если по ней нельзя пройтись босиком? Во снах он все время бежал куда-то совершенно голыми ногами по высокой траве и ни одна молния не смела его тронуть. А просыпаясь… он будто пытался вспомнить это ощущение струящейся по ногам массы зеленых ростков… И, порой, казалось, чувствовал, вспоминал, хотя никогда с ним такого не было и не могло быть – вся его жизнь прошла на резине. В реальности ноги все время ныли после хорошей пятикилометровой прогулки до свалки и обратно. Самые дешевые галоши, без подкладки – только это он и мог себе позволить, пока нужно было зарабатывать для семьи, а платят старателю так себе… пока не научится искать что-то получше, для барахолки: металлическую посуду, зеркала, игрушки… Постоянно нужны были деньги для отца. Он все еще видел, но уже не мог выходить из деревни. А старатели вычищали все более дальние свалки. Скоро они уйдут туда, где отец не сможет видеть и старик Эмай станет не нужен. Для усиления слабеющего дара видения ему теперь нужна сыворотка из биона, а бионам нужен древесный уголь. Его тоже нужно покупать у Буля.

В большинстве своем найденные приборы, как обычно, после диагностики оказались таки негодными. Мать уже ушла в свой огород. Поэтому Вит, закончив дела, направился к отцу. Предстоял последний разговор. Он включил осветительного биона и сел на край низкой койки. Отец открыл глаза:
– Я не сплю. Прибавь света.
Вит подлил немного воды в горшок с желтоватым клубнеподобным растением, вместо ботвы которого белели загоравшиеся воздушные корни, уходящие во мрак. Свет из желтого стал белым, осветив всю комнату.
– Давай поговорим, сын.
– Давай, отец.
– Ты решил?
– Да. Пойду.
– Тебя никто не заставляет. Мы неплохо живем. Ты вырос, я состарился, но и теперь отлично еще вижу. Да и мать пока еще справляется, выращивает эти штуки… – Он кивнул на светящееся растение. – Смотрю, справила тебе обновку. Извини, но ты бы не додумался сам, так бы и ходил в своем старье, пока не наступил на гвоздь на своей свалке. Молодым обычно плевать на удобство и безопасность. Мутантов тебе можно не бояться, но дар не спасет тебя от божьих молний. Только резина. Подожди еще пару лет. Женись, оставь после себя детей. Я бы не хотел, чтобы наш род оборвался на тебе.
– Отец. Ты мудр и хорошо видишь, можешь чувствовать растения и они помогают тебе зрить вдалеке. Именно благодаря тебе мы все еще находим древние свалки, но те же покрышки приходится носить все дальше и дальше. Уже в этом году мы выберем все в радиусе одного дневного перехода. Машины древних нашим бионам неподвластны, нам никогда их не запустить. И они все больше разрушаются со временем. Мы все знаем историю. Люди прогневили богов тем, что осквернили природу. Когда повсюду погас свет и мир рухнул – выгорели все энергетические линии и все приборы, все остановилось. Поэтому не запускаются машины, не работают огромные… электростанции, так их называли. Некоторые из них взорвались и после этого начали рождаться мутанты. Их изгоняют, но они рождаются снова – в половине случаев. Люди ушли в леса, но больше не смогли жить в полной гармонии с природой, которая тоже начала постоянно мутировать. Хищных и ядовитых растений все больше, мутанты, когда-то изгнанные, теперь охотятся на людей. В города мы вернуться не можем – одни говорят, что там нечего есть, другие – что нам это запрещено. Мы не можем даже ступить босыми ногами на злую и благодатную Матерь – в нас тут же бьет небесной молнией. Поэтому сейчас надежда людей – свалки, остатки тех вещей, что создали древние. Может быть, восстановив знания по крупицам, мы сможем вернуть порядок в этот мир. Мы все еще можем читать книги, которые удается найти. Из последнего похода я снова принес несколько этих… компакт-дисков, судя по надписям, там могут быть знания. Карты местности, учебники, энциклопедии. Но у нас нет ни одного устройства, способного прочесть их.

Вит приблизился к самому уху старика. И заговорил еще более ожесточенно:
– Я разговаривал на днях с ходоками, они собираются идти в другую деревню – в лес за городом. Будут обходить по краю древней дороги, что идет кольцом вокруг него, они всегда так ходят. А я хочу попробовать… пойти в город. Они мне сказали, что когда мир рухнул и все приборы были уничтожены богами…
Вит даже пристал и огляделся.
– Так вот, боги тут вообще не при чем! Сгорели только те приборы, что работали или были включены в сеть. И в городе могут быть еще целые, ведь те, что ни разу не включали – они могли уцелеть. Ты же понимаешь, что это значит. Мы прочтем все те диски. Мы узнаем, как нам заменить кончающуюся резину, мы увидим карты, а на них – новые свалки, нетронутые склады новых вещей, места, куда можно переселиться. Может быть, даже узнаем, как сделать так, чтобы боги были нами довольны и перестали бы швырять в нас молнии. Мы успокоим Матерь и она защитит нас. И начнет, как в древности, давать нам плоды, воду – просто так. Позволит ступать на нее и не бояться кары. Мы поможем всем. И тогда люди примут… и таких, как мы.
Отец глядел на него успокоенно. Да, этот мальчик вырос и готов. Их семью все равно выгонят из деревни. Да, он сам пока еще видит – дар находить скопления древних вещей у него с рождения, говорят, его мозг как-то особенно благотворно мутировал… но дар слабеет, а голос сторонников чистоты крови все крепче. Скоро всех грязнокровок – так называли людей с любыми отклонениями – заставят покинуть их деревню. Для будущего нужен чистый генофонд. Да, их семья выращивает неплохих бионов, лучшие способны запитать десяток уличных светильников или даже промышленную швейную машинку Буля. Они нужны и только потому их пока терпят. Но стоит им ослабеть, состариться… В общем, все ясно и без слов. Сын подался в искатели. Никто не разрешит ему жениться ни на одной местной девушке. Теперь уже известно: дар отца передался сыну, он видит и места и вещи, а раз собрался – так тому и быть. Всем будет спокойней, искатели уходят и живут на свалках или бродят по свету в поисках чуда, возвращаясь редко и с трофеями. Да, с ними уходит дар, но и мутация тоже. Люди стали жестче. И экзамены на охотника Вит проваливал только по одной причине – окружающие считали его мутантом, таким же, как и его отец. А грязнокровкам нельзя доверять охоту рядом с людьми. Нельзя давать в руки оружие. Если они дети дьявола – а чистокровцы говорили именно так – то рано или поздно это оружие они направят против людей. Так что быть помоешником – то, что и должны выбирать грязнокровки. Тем более, что на свалках долго не проживешь. Выброс подземного газа, мясная крапива, крысы, ночные аспиды… Резина всегда имеет цену крови старателя.

Но небесные молнии страшнее.

Сапоги были хороши. Стабилизированная полимер-пенорезина – легчайший материал на свете. Толстая нижняя подошва, цельная – защищает так же хорошо, как и дешевые цельнолитые галоши, с той разницей, что весу на каждой ноге всего по килограмму вместо трех, не болтается, не натирает мозолей, не промокает. Кожаные голенища, пластиковые вставки на каблуках, все проклеено и залито легчайшим изолирующим клеем. Боги не рассердятся на Вита. Они его просто не заметят.
Он сможет уйти далеко.

И… проснулся.

Ночь уже ушла – Вит, как лесной житель, чувствовал это безошибочно, хотя пыль и новые запахи здорово раздражали. Искатель выбрался из небольшой каморки, в которой ночевал, затворив скрипучую металлическую дверь и приперев ее ломом, подобранным в куче старинных инструментов в углу. Ему все время снилась его деревня. Иногда еще свалки, но деревня чаще. Он и не видел толком ничего кроме нее и ядовитых пустошей мусора, которые постепенно поглощали разраставшиеся леса. Природа брала свое и постепенно заживляла раны, но день за днем поглощая яд, точно так же – день за днем – изменялась сама. Говорят, когда-то малиной лечили болезни. Теперь ей обсаживают полосы сдерживания лесной фауны и не одно животное уже погибло в ее шипах, размером с палец каждый. На границах свалок с лесом всегда было особенно опасно и все свои инстинкты Вит развил именно там, уворачиваясь от местных хищных растений, выраставших в ядовитых лужах, норовивших обвиться вокруг его ног, затем вонзить тысячи жал стрекательных клеток и довершить охоту, высосав тело воздушными корнями. Хорошо, что в их лесу вокруг деревни таких чудовищ не было, лесные люди не использовали тех едких жидкостей и веществ, какими древние почти угробили свою среду, разве что отвал шлака возле чанов с резиной все время зарастал какой-то сизой кусачей дрянью, но ее вырывали еще совсем низкорослой.

На обочинах широкой окружной дороги, по которой ходокам удалось дойти до огромной трехъярусной развязки, где еще все было завалено ржавыми остовами машин, тоже встречались хищные растения-мутанты – их называли звероловками и обычно уничтожали огнем на расстоянии. Один такой крупный ползучий травянистый росток способен обездвижить крупную собаку, а несколько – лошадь. Но было очевидно, что ближе к городу зелень постепенно исчезает. В городе не было ни жизни, ни пищи, ни чистой воды. Все живое сбежало оттуда и не собиралось возвращаться. Проклятие предков. Даже говорить о подобном считалось грехом, поэтому вчера вечером ходоки сделали вид, что не заметили, как Вит отстал от них возле этой развязки. Они просто шли и шли, к другим людям. У них было много поручений, почта, посылки.

Скромник поднялся на самый верх застывшего клубка древних дорог. С нее было отлично видна длинная серая полоса, местами уже обвалившаяся – вместе с фрагментами эстакады. Но – все еще пригодная для того, чтобы проскочить в город поверх опасных кустов симанта, ядошипа и синего боярышника, буйно разросшихся почти до самых уцелевших мачт пропускных пунктов, с которых камеры когда-то обозревали вереницы машин, выискивая нарушителей. Пройдя мимо развороченных турникетов, он опустил оружие – один из тех древних автоматов, что недавно добыл, лет пятьдесят назад в нем безошибочно опознали бы «калашников», приклад и рукоять которого теперь были сплошь залиты черной резиной – тоже для изоляции. Стрелять было не в кого. Были только Вит и мертвый город, в котором полвека уже никто не жил. Говорят, здесь раскрывается сама дорога и глотает людей, а еще живут призраки, которые охотятся по ночам. Они зовут и зов лишает разума. Идешь на него, чтобы самому стать призраком. Никто не может пережить здешней ночи, если зайдет слишком глубоко. Ловушки призраков коварны и надежны. Одни стирают память. Другие заставляют навсегда отказаться от еды и воды, ты чахнешь, отдавая сому – духовную силу – по капле. Еще глубже, говорили, есть машины и они – тоже мутируют. Они могут лучами вызывать белокровие, вживлять в тело микроскопические датчики, развеиваемые вместе с облаком пыли. Никто не знает, что в сердце Города. Редкие смельчаки изредка заглядывали на разрушенные окраины, сюда же забредали отдельные мелкие грызуны, залетали птицы… ненадолго. И бросались прочь, чтобы не возвращаться. Или оставались навсегда.

Больше тут нет ничего живого. Кроме одинокого искателя.

За целый день Скромнику так и не удалось найти того, за чем он пришел. Не то, чтобы не попалось совсем ничего ценного… В странном сооружении, где еще сохранились две стеклянные стены из бывших четырех, ему удалось отыскать приличный резиновый коврик, на котором будет отлично спать в дороге, не боясь скатиться на голую землю и схлопотать молнию. Остальные предметы в лавке не вызывали восторга. Какие-то железные круги с отверстиями. Плоская деревянная коробка в черную и белую клетку, набитая пластмассовыми фигурками. Странная машина с гибкой металлической связкой, заставляющей крутиться одно из двух колес с тонкими металлическими спицами. Много других загадочных предметов, из которых удалось опознать разве что компас. Похожий был у его отца. Но устройство для чтения древних дисков так и не было найдено, хотя день уже клонился к закату. Не было и ничего похожего на компьютер. Проблема была в том, что Вит не знал, где это искать и как оно выглядит, пытаясь рассматривать все, что было похоже на детали со свалок, которые он считал частями компьютера. Без толку – все не то, все мертвое и непонятное. Остовы машин на улицах были просто ржавыми железками, в них те же полвека не было ничего заслуживающего внимания.

Несколько раз он обнаруживал страшные и пугающие вещи. Капающая вода посреди небольшой площади. Капля возникала из ничего и падала в никуда. Сильный булькающий звук. И – следующая капля. На два метра в радиусе разбитая тротуарная плитка темнела, чернела и растрескивалась, чем ближе к этому явлению, тем все сильнее искрошен был камень, скрывая структуру в мареве дрожащего воздуха под источником. Скромник не стал рисковать и ушел оттуда, хотя жидкость распространяла мучительно сладкий желанный аромат, усиливавшийся волнами и заставлявший несколько раз оглянуться.
Целая улица была покрыта снежно-белым пеплом – до самых крыш, она была совершенно чиста: не валялись кучи мусора и обломков, в домах сохранились стекла. Не было даже брошенных автомобилей… Он и туда не пошел, испуганный этой зловещей пустотой. Где-то внутри зная – там смерть, в глубине разума это было видением горячей красной сети.

Потом в переулке путь Виту преградил небольшой пыльный смерч, не настолько уж загадочная преграда, если не считать полного штиля с самого утра. И когда смерч бросился в сторону человека – привычные к всплескам инстинкты не сработали, пыльное облако поглотило Вита. Мир вокруг исчез, пропал город. Скромник пытался бежать то в одну, то в другую сторону – бесполезно, единственное, что ему попалось вместо разрушенных стен домов – чахлые кустики жесткой травы, утопающие в блестящем песке, на мгновение выступила сквозь пелену ровная линия горизонта… Тогда Вит неожиданно для себя сложил руку трубочкой и подул в нее с сильным звуком…
– ДууууооооооооОООООО!!!
И хотя смерч тут же метнулся от него как ошпаренный, человек еще долго чувствовал мелкие коготки на коже и резь в глазах.
Будто туда попал песок.

В немногих домах, куда он, житель леса, отваживался зайти, ежась от ощущения замкнутого пространства, если и были какие-то приборы – они были частично обуглены, их экраны – мертвы, хотя он нашел еще несколько десятков новых дисков. Он находил на улице кости, остатки оружия, сильно поврежденного коррозией, какие-то стеклянные сосуды, нашел большую лавку с остатками цветного тряпья – вероятно, тут продавали одежду. Рухнувшая крыша и дожди не оставили ничего пригодного. И так было почти везде. Некоторые лавки располагались в искусственных пещерах под землей – так ему казалось – наверняка небесная вода и холода не смогли испортить всего, в них было чем поживиться, но в преддверии ночи соваться туда, за закрытые железные двери, не хотелось. Он чувствовал, что там, в глубине подземного мрака – зло. И оно следит за ним, поэтому добрых два часа он просто убегал, заметал следы. Блуждал по каким-то развалинам, взбирался по наружным лестницам, прыгал в окна нижних этажей и смотрел: нет ли погони или охотящихся за ним. Дождавшись темноты и вымотавшись вконец, он облюбовал место для ночлега в развалинах небольшого двухэтажного строения на окраине города, из окна был виден знакомый лес и все та же развязка, от которой Скромник все еще опасался уходить. Может, то, что ему так нужно, находится где-то в глубине города… но туда многие десятилетия не отваживались ходить самые смелые искатели, а Вит не был безрассудно смелым исключением. Дар, о котором говорил отец, привел его сюда. Но или его подвела интуиция, либо… дара нет. Старик мог и ошибиться. Вит не просто мутант-грязнокровка, он, к тому же, бесполезен. Его единственное предназначение – поиск на свалках. Придется завтра возвращаться несолоно хлебавши. Жаль. Но ничего, у него есть несколько полезных находок. А еще тут много резины. Он видел, даже на самых ржавых машинах еще оставались покрышки. А однажды он нашел их много, в низком здании, новых, поставленных одна на одну в почерневшей деревянной обрешетке до самого потолка. Это место он зарисовал схемой на клочке выцветших обоев. Судя по всему, склад, там во дворе еще странные комнаты на колесах, опирающихся на ржавые стальные полосы, идущие в стороны. На одной стопке покрышек даже сохранялась какая-то картонка с загадочной надписью: «BRIDGESTONE B250 185/65 R14 H». Искатель сунул ее в карман комбинезона. Надо будет показать отцу.

Звуки разбудили его примерно в середине ночи, было темно и холодно. Свет зажигать не хотелось – неизвестно, кто или что может прийти на слабый, но видный издалека свет маленького биона, лежавшего в пластиковом контейнере. Стоило положить ему на ложноножку кусочек сырого мяса, как растение начинало издавать свечение, которого хватало, чтобы читать книгу или найти тропу в темноте. Но что-то отговаривало делать так, слух обострился, мышцы собрались в клубки.

Периодически повторяющиеся глухие и звонкие удары, обрывки то ли речи, то ли стона, перемещающиеся то режущим лязгом, то высокими стеклянными тонами… Скромник не мог более точно описать то, что он слышит. Это было непохоже ни на что, слышанное им ранее. Одно радовало определенно: он спокойно сидит на месте, значит, зов призраков – если это он – на него не действует. Тогда… может, стоит посмотреть, что это? Ну, какой же ты искатель тогда, Вит?

Молодой искатель практически неслышно прокрался через кучи мусора, выскользнув из окна полуразрушенного дома. Все его естество стало слухом, точнее – чутьем и он сам, не отдавая себе отчета, сразу представил в своем сознании картину: небольшая, расчищенная от обломков площадка, посреди которой сохранилась огромная каменная чаша. Когда-то тут была вода – так говорил дар – много воды, струи воды, переливающиеся на солнце и в свете цветных светильников, не источник для питья, нет, просто – ради зрелища. Это место окружали странные низкие сооружения: две опоры и широкие перекладины, на одной из них сидело живое существо, первое, которое он чувствовал за сегодня. Деревья, чахлые, но не мутировавшие. Это было не зрением и не слухом, это работал его дар – нечто среднее между биорадаром, интуицией и внутренним зрением, позволявшим чувствовать силовые линии, кабели, по которым когда-то подавалось электричество… а позднее биоэнергия. Конечно же, он отлично чувствовал и биотоки живого существа, понимая из их характера одно – это чужой.

Отец не обманул. Скромник видел. Дар у него был, но в тот момент искатель этого даже не сообразил, настолько был увлечен новым открытием.
Существо его не услышало, хотя в данной ситуации экзамена Вит снова не сдал бы: уже находясь в нескольких метрах, он задел в темноте твердый предмет, оказавшийся головой упавшей человеческой фигуры, изготовленной из непонятного крошащегося белого камня, сплошь покрытого темной плесенью. Несколько таких же фигур стояли тут же, по краю той огромной пустой чаши, сделанной из того же материала. Голова покатилась по асфальту, напугав слепую крысу, тащившую откуда-то половину тушки вороны, тварь метнулась, было, в сторону, но, все же, вернулась за добычей и неторопливо посеменила дальше.

Существо даже не повернуло головы. Вит уже знал, почему. Оно было глухо. Вместо ушей по бокам черепа существа громоздились странные почти сферические выросты, видимо разросшаяся кость закрыла ушные раковины мутанта. Но, как ни странно, глядя именно на них, Вит снова чувствовал этот странный ритм и режущие звуки. Может быть это какой-то паразит – на голове? Нутро чувствовало нечто на голове живого существа, лишенное сердцебиения, но издающее эту циклическую вибрацию. Ведь говорили же другие искатели, что есть на свете разные вещи. Которые вроде мертвые и живые одновременно. И что мертвые вещи иногда оживают. Древнее оружие стреляет само. И молнии с неба – живые…
А здесь живые мутирующие машины. Возможно, одна из них схватила мутанта и проникает в него сейчас через уши. Ему уже не поможешь.
А перед существом находился какой-то источник света. Подойдя совсем близко, Вит увидел ослепительный переливающийся квадрат в наступающей темноте. Существо смотрело в него, будто в провал, в портал в другое измерение… Это определенно был какой-то прибор и Вит чувствовал, дар говорил ему: это оно, то, за чем он пришел, оно, вот, сейчас… Он уже приготовился прыгнуть, чтобы успеть схватить загадочный предмет, но перед этим нужно оглушить врага… Он уже занес руки…

… и покатился по земле. Левая сторона головы онемела, фиолетовые пятна в глазах мешали рассмотреть противника. Но внутреннее зрение безошибочно подсказало: он ошибся, когда посчитал, что мутант здесь один. Их двое. И второй появился неожиданно, возможно, прямо из ниоткуда. Призрак из пустоты, ходоки не врали. Скромник вскочил на ноги и закрыл бесполезные во мраке глаза и тут же внутренним зрением увидел второй силуэт, прямо перед собой. Враг схватил уже направленное на него оружие, потянул на себя, а потом, будто спохватившись, отпустил. Падая, искатель каким-то чудом все же нажал на спуск… Впервые в своей жизни он выстрелил из настоящего древнего оружия и распорядился выстрелом так бездарно, вслепую.
Мир взорвался болью и исчез в черноте глубокого обморока. Вит принял его за смерть. И все пропало.

Эдель оторвала взгляд от монитора и сняла большие сферические наушники. Ну не гадство ли? На самом интересном месте…
– Стоило того, да? Ты отлично знаешь, что он не нанес бы мне вреда. Такое шоу испортил.
– Ты ведь отлично знаешь, как я к этому отношусь. Конечно, моей дочери можно делать то, что она хочет. Она взрослая. Но твое увлечение этим древним язычеством до добра не доведет. Этот парень был вооружен и достаточно быстр, чтобы выстрелить. Хорошо, что оружие старое и у него разорвало ствол. Видимо на свалке нашел, больше негде, вроде.

Фигура говорившего, несколько белесая и дымчатая, вдруг стала вполне объемной и осязаемой, нога брезгливо оттолкнула «калашников» с разорванным стволом прочь от тела Вита. Затем пожилой человек повернул голову к молодой девушке, которая, уже сложив свое оборудование в суму из синей хлопковой ткани, встала со скамейки и направилась к поверженному. На вид ей было лет шестнадцать, но и в эти свои годы она уже вполне успешно владела рао – энергетическим видением, чего иные взрослые из их племени не могли освоить до глубокой старости. Хотя старость была для них крайне относительным понятием. Энергоны не стареют. Они просто гаснут. Никто не знает, почему.

– Отец, мне ничто не угрожало. Он бы не смог меня ударить, разве что повредил бы ноутбук. Хотя… – Она всмотрелась в лицо упавшего, прищурившись и шевеля губами, будто читая про себя. – Нет, не повредил бы. Зато теперь мы точно знаем, зачем он пришел. А ты гадал. Думаешь, мы не ошиблись? Это искатель?
– Конечно. Смотри: он весь где только можно, защищен резиной. Лесовики ее выплавляют из старых покрышек, я еще там, на проспекте заметил, как долго он крутился у старых машин, а на складе бывшего сервиса ему вообще башню снесло, он меня не почуял, хотя я дважды опускался на его уровень. Молодой еще, думаю. Скорее всего, это первый его поход. Ну-ка, посмотрим, что тут у нас… Эээ… палец ему оторвало, говорю же, эти древние автоматы – ненадежная вещь. В чистоте держи их, смазывай… Вот, забит землей ствол был, с самой свалки не чистился, наверное, вот и разворотило… И этого мальца заодно.

Пока девушка перевязывала отрубившемуся Виту кровоточащую руку, ее отец, высокий седой старик по имени Варон, выложил скудное содержимое рюкзака искателя и захохотал:
– Гляди! Да он такой же шарахнутый, как ты! Диски эти… что вы в них находите-то. Древнее дерьмо.
Девушка посмотрела на находки и сердито фыркнула:
– Дерьмо… это базы данных, учебники, медицинская энциклопедия, курс географии, геологии… Вот, что он в библиотеке нашел, вот почему там днем крутился… А я тебе говорила – они не животные. Живут со свалок, да. И там этого – она ткнула пальцем в свою суму с ноутбуком – никогда не найдешь.
Она поглядела в лицо Вита. Потом на отца. Затем махнула рукой:
– А, ладно! Я себе еще найду, один черт опять в Технос тащиться. Там еще целые магазины стоят и не такие штуки есть. А это… не зря ж он приходил. Жаль пальца, ему без него охотиться теперь. Вроде приза будет. А то он дальше, чем на сто метров так и не решился в город углубиться. Они правда дикие, пап, а?

Она аккуратно завернула ноутбук в лоскут пузырчатой пленки и засунула искателю в рюкзак. Варон смотрел на нее и улыбался. Затем спрятал улыбку за обычным недовольным тоном:
– Ну, как, дикие… Такие же люди, просто… В общем, слушай. Когда наступил Апокалипсис и Большой Импульс спалил все приборы, люди, лишившись, привычного быта, частично вымерли, частично быстро одичали. Они постепенно забыли все эти странные предметы: микроволновки, ксероксы, ванные комнаты… что там у них еще было… В общем, Импульс что спровоцировало? Вы это в школе проходите. Ваарум, разумная субстанция, человечество открыло ее веке в двадцать первом, тогда же открыли интеллон – частицу кварковой ткани мысли и создали Альфу. Момент творения – воплощение чистого интеллекта, субстанция чистого разума… если попроще, такая очень умная жидкость, типа воды, только прилипает ко всему. Альфа обладала свойством – превращать любой предмет в разумный. Даже утюг… ты, наверное, не знаешь, что это. Ну и все вещи, все машины сошли с ума. Если кратко, люди сами решили проблему, глобальным электромагнитным импульсом, со спутников. Все машины были уничтожены, а заодно наступил и Апокалипсис. Взорвались электростанции, вымерли города. А люди…

Варон потрепал дочь по волосам. Он нечасто это делал.
– Люди тоже изменились. Тут черт ногу сломит: мутации, радиоактивное заражение, ваарум и одушевленные им машины, сущности, даже разумные локальные природные явления – все это заставило людей меняться и мутации зависели от характера. Кто тяготел к природе и естеству – ушли в леса, стали лесовиками. Другие построили Технос в центре города и сами стали частично машинами, мы с ними вроде и в симбиозе, а вроде и не доверяем друг другу, недаром центр от наших окраин отгорожен, только такие безголовые как ты туда через коллекторы лазают… А мы стали энергонами, существами энергетической сущности и опускаться на уровень человеческой плоти могут только немногие из нас, так что ты по мелочам размениваешь свой дар, я всегда это говорил. По совести говоря, на планете уже нет ни одного именно природного человека, все – мутанты, каждый по-своему. Сколько всего существует подвидов… рас, даже, если хочешь… никто не знает, сколько. Когда можно наткнуться на одушевленный утюг или разумную статую… И при этом на совершенного дикого подземного хармана – пожирателя органики, даже не догадаешься, что он произошел от человека. Люди живут небольшими племенами, их кругозор ограничен их развитием и границами ареалов. И, как свойственно людям, все считают себя правильными, а мутантами других. Зоны проживания других существ считают аномалиями и враждебными средами. Так ведь оно и есть. Лесовики не выживут здесь, среди обитателей города, разумных и неразумных. Видела, как этим юношей чуть хай-торнад не пообедал? Либо одно, либо другое его бы убило рано или поздно.
А вот мы, энергоны, боимся ходить в леса. Тамошние псисоматические растения, к которым привыкли лесовики и которые дают им способность интуитивного видения, сделают из нас ментальный бульон и с аппетитом закусят. Мы не знаем их мира и каждый шаг для нас в тех краях – смертельно опасен.
Ареалы взаимно опасны, среды враждебны, поэтому все видят друг друга врагами. Частично этот так, частично… так удобнее жить, когда враг ясен. А чтобы исключить войны…

Варон понизил голос, будто боялся, что его услышит небо – так опасливо он посмотрел вверх.
– Чтобы исключить войны, древним удалось перенастроить спутники. Они сумели сделать так, что те за какие-то пять-десять лет уничтожили лазерами все наземные боевые машины. Но что-то пошло не так и позже спутники взялись за людей. Ваарум превратил всю планету в контактный экранный датчик и распределил всех существ в резервации, в Зоны, на свои территории, которые все мы себе избрали. Над всеми всегда висит смерть из космоса. Небесные молнии, так называют их эти дикари. Стоит, к примеру, лесовику ступить на землю – цепь замыкается, что-то сообщает данные цели и ее тут же сжигает лазером со спутника. Потому-то они и ходят все время изолированные, их деревни, слышал, построены целиком на резиновых площадках. Покрышки поэтому по свалкам собирают. Этот малец – видела? Сапоги у него специальные, перчатки резиновые. Техносы тоже под прицелом: не могут выходить за границы своего машинного города. Под землей их жизненно важных центров лазерам не достичь. А мы… мы не можем днем существовать на телесном уровне материи. Стоит кому-то из нас при свете солнца сделаться осязаемым – как сейчас – его тут же спалит лазером. Небесной молнией. И никто этого не может прекратить. Хотя…

Он взял дочь за руку.
– Слышал, ты в космогоны податься решила, летать будешь. Много увидишь, значит. Далеко зайдешь на своем жизненном пути. Отговаривать не буду, но… – Он снова посмотрел на лежащего Вита. – Может сначала выйдешь замуж, родишь детей? Не хочу, чтобы наш род прервался на тебе.
Он глубоко вздохнул и добавил:
– Вот такой я старомодный отец.

Эдель снова фыркнула:
– Папа, не начинай. Комплименты самому себе – это почти диагноз.
Потом девушка поняла, что обидела старика и погладила его по плечу:
– Посмотрим, папа. Еще два года. Видишь, сегодня ты, возможно, спас мне жизнь. Я ведь просто так сказала, что мне ничего не угрожало, я его – кивок в сторону Вита – даже не заметила. Спасибо. И как он меня услышал? Я же в наушниках была! Они полностью изолируют звуки!
– Лесовики, как я уже упоминал, видят внутренним зрением, это им передалось от дикого мира, от враждебной нам флоры, я не знаю, как. Они, веришь, умеют выращивать такие растения, что вырабатывают электричество, у которых отростки длинные и тонкие, светятся в темноте, если за растением ухаживать. Или тоже пример их ремесла – гибрид растения и встроенного в него нейрона, в результате отростки становятся почти невесомыми, передают электричество подобно древним проводам. Вот откуда у них такие умения, если они пороха не знают? От ваарума, точнее, от тех растений, что сохранили в себе воздействие этой материи. Наука на клеточном или молекулярном уровне, обучение в бессознательной форме. Кому надо учить этих дикарей? Кустам и деревьям? И я не знаю. Не вся флора так опасна и не все лесовики медиумы, в этом наше спасение. Они редко приходят и никогда не заходят внутрь города, даже к нам, а о Техносе вообще, думаю, не слышали. Так что пока мы в безопасности. Пойдем. Скоро рассвет.

Две человеческие фигуры утратили плотность, став белесыми облачными сгустками, по которым пробегали тусклые искры. Одна из них вдруг замедлилась… На их безмолвном уровне общения диалог продолжался:
– А с ним что?
– Ничего. Очнется и уйдет. Тут ему ничто не угрожает. А тебе правда не жалко… этой штуки?
– Ноутбука? Правда. Я в Техносе еще найду. А еще… только ты не ругай меня, ладно? Я там, в адресной книге электронный почты, свой адрес оставила. Вдруг пригодится. Может… он нам еще напишет, оттуда, из своего леса. Как научится владеть ноутбуком. Глобалнет работает еще, спутники летают ведь. Нашла же я несколько живых людей среди поисковых ботов в Сети. Пообщаемся. Узнаем о них, а они о нас. Адрес там всего один, не ошибется.
– Коза-дереза! Вот не можешь ты без этого… Своих парней не хватает?
– Папа!
– Что «папа»? Ты у фонтана-то в том сквере что делала? Лавочки задом полировала? Я тебя замучился искать! Снова свидание кому-то назначала?
– Глупости, папа! Я… ладно… Я музыку слушала там. Смотрела, то есть. «Металлику» с симфоническим оркестром, 1999 год, на прошлой неделе в Техносе диск нашла. Ты не представляешь! Живые… то есть, настоящие духовые инструменты! Конец двадцатого века! Потому и ушла подальше, чтобы внимание наших не привлекать. И так меня за это увлечение древней историей чокнутой считают.
– Эдель, я не понимаю ничего ни в этой звуковой какофонии, ни в словесном мусоре прошлого. Тоже мне история. Музыка, сочетание звуков! Бред! 1999 год! Ты хоть представляешь, каким было ТО время?
– Да, отец. Мирным. С синим небом и зеленой травой. Когда кусты давали ягоды и не пытались тебя сожрать.

Она посмотрела на распростертое вдалеке тело Вита. Человек из 1999 года на таком расстоянии не увидел бы ничего, но энергоны…
Девушка вздохнула:
– И никто не жег лазерами с неба отчаянных храбрецов.

Две призрачные фигуры закончили ментальный диалог и скрылись среди уцелевшей группы высотных зданий в полукилометре от лежащего тела Вита. И когда первый солнечный луч коснулся век, глаза его раскрылись.

Дмитрий Гурыч, 10.03.2013